- Ваш новый фильм "Ты, живущий" снимался три года и будет показан в Канне в программе "Особый взгляд. Как вы к этому относитесь?
АНДЕРССОН: Я очень доволен фильмом, хотя нам пришлось работать круглосуточно, чтобы успеть его закончить. Представитель Каннского фестиваля Тьерри Фремо сказал, что если отборочная комиссия увидит законченный фильм вовремя, его включат в основной конкурс. Но и участвовать в программе "Особый взгляд" тоже замечательно. Это значит, что я поеду на фестиваль более спокойным.
- В 1970 году вы были одним их тех, кто протестовал против Берлинского кинофестиваля, в котором принимал участие ваш дебютный фильм "Шведская история любви". Почему вы изменили свое отношение к кинофестивалям?
АНДЕРССОН: Я нисколько не сожалею, что выступил тогда с критикой. Это было важное время для всего мира. Распадался весь колониальный образ мышления: европейские колонии в Африке и Азии получали независимость одна за другой. Но мир кино в массе своей тяготел к старому складу мышления. Было бы странно, если бы я, молодой человек, не поддерживал тех, кто настаивал на переменах.
- Вы появились в киношколе в Стокгольме как раз накануне "революций" 1968 года.
АНДЕРССОН: Да, я поступил туда в 1967 году, когда молодежь во всем мире начала выходить на улицы. Я был среди тех, кто выступил с протестом против матча на кубок Дэвиса между Швецией и Родезией, где в то время царил апартеид. Всем студентам-режиссерам выдали 16-мм камеру и 6 бобин пленки на семестр. Наши учителя пришли в ужас от того, что мы сняли на нее захват здания студенческого союза и другие акции протеста. Некоторые из наших сокурсников совсем не были согласны с тем, что мы делали. Они были на стороне Ингмара Бергмана, который относился к нам очень критически.
- Как вы оценивается сегодняшнее кино?
АНДЕРССОН: Оно предельно деполитизировано. Нельзя снимать фильмы протеста как таковые. Времена изменились, но конечно все еще можно снимать фильмы, содержащие послание.
- В фильме "Ты, живущий" зритель неожиданно замечает две большие свастики под скатертью на большой семейной встрече. Вы лично говорили, что испытывает чувство "экзистенциальной вины" в связи с холокостом. Когда возникла ваша озабоченность нацизмом?
АНДЕРССОН: Очень, очень рано. Я родился в 1943 году, так что мне было чуть более двух лет, когда кончилась война. У меня сохранилось одно очень сильное воспоминание с той поры. Напротив дома в Гётеборге, где я вырос, была рыбная лавка. По стеклу витрины стекала вода, чтобы поддерживать внутри влажность. Работавшие там женщины носили белые халаты, слегка испачканные кровью, а свет внутри был желтоватым. Однажды они стояли там, плача навзрыд над газетами, и только потом я понял, что они увидели фотографии, сделанные в концлагерях, возможно, после того, как англичане освободили Берген-Бельзен. Так что это началось тогда. Мой папа тоже очень интересовался политикой, и у него было много книг о Второй Мировой войне. Когда мы с братом стали старше, мы часто рассматривали их с большим интересом. Видеть страдания, которые людей вынудили испытать, было ужасно. Когда произошел холокост, я, можно сказать, еще не родился, но тем не менее испытываю стыд от лица человечества.
- И в картине "Ты, живущий!", и в "Песнях со второго этажа" вы изображаете верхний средний класс — среду, в которой продолжает жить и процветать фашизм. Почему вы так не любите буржуазию?
АНДЕРССОН: Потому что буржуазия поглощена самой собой и эгоистично смотрит на мир. Эгоизм не ведет к счастью. Одна из тем фильма — быть богатым, но все же несчастным. Один из героев — психиатр, который устал от своего ремесла и перестал проводить терапевтические беседы с пациентами. Они не страдают от серьезных психических заболеваний типа шизофрении. Это просто люди, пришедшие к нему в поисках счастья. Он понимает, что изменять их слишком поздно. Они — пленники собственного взгляда на мир.
- То есть людей изменить нельзя, вы это имеете в виду?
АНДЕРССОН: Можно. Вот почему я снимаю фильмы! Я пытаюсь объяснить, обратить внимание на определенные вещи, чтобы показать, как смехотворно наше поведение в определенных ситуациях.
- Вы встречали кого-нибудь, кто изменил свой взгляд на мир после того, как посмотрел один из ваших фильмов?
АНДЕРССОН: Точно не знаю. Но это произошло со мной, когда я смотрел фильмы других режиссеров, поэтому я знаю, что это возможно.
- Какие фильмы оказали на вас такое воздействие?
АНДЕРССОН: Например, фильмы с участием Лорела и Харди. Они одновременно комические и трагические, герои всегда стремятся стать такими, как люди из высших слоев общества, и их попытки постоянно терпят крах. В этих фильмах четкая политическая основа, вы узнаете себя в уязвимости героев. Это справедливо и для фильмов Чаплина, хотя порой мне кажется, что он делает всё слишком очевидным. Мне также очень нравятся "Похитители велосипедов" Де Сики — один из самых политических фильмов в истории кино. И бунюэлевская "Виридиана" тоже значила для меня очень много.
- А есть шведские фильмы, которые оказали на вас аналогичное воздействие?
АНДЕРССОН: Мне жаль, но нет. Возьмите такой фильм как "Барри Линдон" Стэнли Кубрика. Это чертовски хороший фильм, шедевр, который можно смотреть снова и снова. Но я не могу вспомнить ни одного подобного шведского фильма, хотя в Швеции есть режиссеры, которые поставили себе задачей снимать фильмы на важные темы. Один из них — Май Ваксельман. Но людей эти картины не интересуют, они предпочитают вместо этого смотреть глупые телевизионные "реалити-шоу". На самом деле люди отворачиваются от реальности. Вот почему им легко навязать образы Саддама Хуссена и Усамы Бен-Ладена в виде таких злодеев из комиксов, которые лично ответственны за все зло в мире. Как если бы только Гитлер был лично ответственен за Вторую Мировую войну.
- Но ведь его нельзя назвать и совершенно невиновным, или нет?
АНДЕРССОН: Нельзя. Но массы аплодировали ему после его речей. Чья это была вина?
- Вернемся к вашему новому фильму: по форме он схож с "Песнями со второго этажа". Каковы преимущества изложения истории в формате отдельных картин?
АНДЕРССОН: Прежде всего, можно активизировать зрителей. Неподвижная камера не так избирательна, как движущаяся, зрители сами должны выделить главное и выработать мнение о том, что в фильме важно.
- В ваших последних фильмах не всегда легко понять, происходит действие в настоящем или в прошлом. Почему?
АНДЕРССОН: Образы кино — это своего рода реальность, очищенная от всего лишнего. Вы должны иметь возможность отождествить себя с ними, но они должны быть слегка преувеличенными. В какой-то момент я устал от традиционного киноповествования, я перестал думать, что оно способно что-либо еще предложить.
- Правда ли, что вы освободились от него, когда снимали рекламные ролики с актерами в белом гриме для шведской социал-демократической партии?
АНДЕРССОН: Да, именно тогда я обнаружил новую жизнь, путь вперед. Было чувство, словно я освободился от тяжелого бремени.
- Где вы нашли источник своего вдохновения?
АНДЕРССОН: В немецком экспрессионизме, который меня безмерно восхищает. Отто Дикс создал в своих картинах своего рода деформированный реализм, усиленный и преувеличенный. Аналогичным образом писал свои полотна Ван Гог. Оглядываясь назад, я очень доволен, что осмелился измениться. Когда я начал учиться в киношколе меня больше интересовало документальное кино, я и не подозревал, что стану развиваться в этом направлении. Сейчас мои фильмы привязаны к современности, но, несмотря на это, в них есть нечто вечное, не относящееся к определенному времени.
- Именно поэтому вы снимаете почти всегда в павильоне — чтобы место действия нельзя было сходу узнать?
АНДЕРССОН: Когда я пытался снимать в городе, это всегда была головная боль: в съемки вмешивались посторонние и происходили всевозможные вещи. Так работать нельзя. Надо иметь возможность блокировать все лишнее, перекрасить все, что тебе захочется, изменить модели автомашин на улице и отсечь все, что не имеет отношения к фильму. Картина "Ты, живущий" была полностью, за исключение одной сцены, снята на студии.
- На одном из трамваев написано "Лета".
АНДЕРССОН: Да, река забвения в подземном мире в древнегреческой мифологии. Когда люди пьют из нее воду, они забывают, что когда-то жили. Название "Ты, живущий!" — это вопрос о том, как вы проживаете свою жизнь. Фильм начинается с цитаты о Лете из Гёте.
- Вернемся к Канну. Что вы думаете об этом фестивале? Вы стремились к тому, чтобы фильм был включен в конкурсную программу?
АНДЕРССОН: У меня особое отношение к этому фестивалю. В нем всегда было две стороны: первая — гламурная и коммерческая, вторая — художественная. Мне кажется, здесь найдено их правильное соотношение, это то, чего удалось достичь его организаторам за последние 60 лет.
- В 2000 году вы получили в Канне премию жюри. Я слышал, что Ларс фон Триер после того, как вы поздравили его с получением "Золотой пальмовой ветви", обнял вас и сказал: "Ты получил плохую премию. Ты должен подать жалобу".
АНДЕРССОН: Да, так и было.
- Вы хорошо знаете фон Триера?
АНДЕРССОН: Нет, это была наша первая встреча!
- Что вы думаете о его фильмах?
АНДЕРССОН: На меня производит впечатление его нахальство, его предприимчивость.
- Но вы не ответили на вопрос...
АНДЕРССОН: Честно говоря, они кажутся мне сделанными на скорую руку. Он оказал сильное влияние на кино, но мне не кажется таким уж большим достижением, что все вдруг начали снимать фильмы в стиле "Догмы" дрожащими камерами. Потребовалось долгое время, чтобы изобрести стедикам. И вдруг настало время изобрести "дрожекам" для всех режиссеров "Догмы".
- Вы были разочарованы, что не получили "Золотую пальмовую ветвь" в 2000 году?
АНДЕРССОН: Нет. Вообще-то я считаю, что "Песни" лучше "Танцующей в темноте". Мой фильм был чуточку острее, и я думал, что у меня был хороший шанс получить этот приз. Но я не был разочарован, когда вместо него получил премию жюри. Это солидная премия, которую не получал ни один швед после Бу Видерберга в 1971 году.
- Насколько важно для вас получать премии?
АНДЕРССОН: Конечно, это важно. Но есть и оборотная сторона премий, и тот факт, что они стремительно коммерциализировались. Шведский киноинститут в этом году основал нечто новое: премию зрителей. Но проблема в том, что у зрителей часто бывает очень дурной вкус. То, что я говорю, может показаться элитарным, но это не так. Я имею в виду, что любое жюри должно обладать специальными знаниями, быть экспертами. Вместо этого теперь зрителям предлагают звонить и голосовать, а затем принять участие в розыгрыше ценного подарка. Это отвратительно. Я подумываю о том, чтобы бойкотировать церемонию присуждения премий "Золотой жук". Вся индустрия кино вращается вокруг гала церемоний, и у меня пропадает всякое желание снимать фильмы, когда я думаю об этом. И знаете, что самое ужасное? Звонок, чтобы проголосовать за премию зрителей, стоит шесть крон. Это так типично для нашего времени — все гребут деньги, где только могут.
- Среди современных режиссеров вам кто-нибудь нравится?
АНДЕРССОН: Самое сильное впечатление из всех на меня произвел Джим Джармуш, а также Кустурица. Но некоторое время назад я пересмотрел "Время цыган", и должен сказать, фильм слегка рассыпается. Во второй раз он не показался мне таким хорошим. Единственный фильм, который я могу смотреть снова и снова, это "Барри Линдон". И это моя главная цель сейчас — снять фильм, который становится лучше с каждым просмотром.